Первые опыты литературной критики

Первый подъезд их строящейся девятитажки, в которой и находилась их первая квартира, сдали только в августе, когда все классы уже были переполнены, поэтому при распределении учеников в первый класс Костик не попал в класс А, в котором собирали наиболее перспективных учеников, несмотря на то, что Костик свободно читал с трех лет. Словарный запас в три года правда был еще недостаточен, Костик искренне считал, что “Дон Кихот” написано с ошибкой, правильно “Донкий Ход”. Но к первому классу он уже разобрался не только с “Донким Ходом”. Костик не попал также в класс Б, в который включили тех, кто не прошел по конкурсу в А. Костика не включили и в класс В, в котором собрали всех будущих троечников. В классе Г собрали тех, кто не смог пройти даже в “В”. Впоследствии в школе шутили, что “Г” значит гопники. Костика включили в класс “Д”. Читать в нем умел только Костик. Равно как вообще разбирать буквы. Ну и складывать числа. Различать числа. Классная любила говорить, что “Д” - значит “дебилы”. Впрочем, подходили и другие слова, например, “драчуны”, что в целом не так уж и ужасно, хуже было, что подходило слово “дураки”.

Пока одноклассники осваивали алфавит, Костик читал классику мировой литературы. К третьему классу здоровенный рыжий хулиган Вова по кличке Фофан у доски смог триумфально написать: “Врослые пют чай свареним и пиченим”, что было прорывом и шоком для всех его друзей. С годами зайцы научаются курить, медведи ездить на велосипеде, а Фофан написал первое сочинение. В конце концов, он всегда был лидером и примером для друзей.

 

Сочинение Фофана “Как я провел лето”

Я с папой паехали к бабушке. У бабушки дом в деревне. Мы паехали на поезде. Бабка старая и ничево не может. Мы ей памагали по хазяйству и починили забор. У бабушки с зади болото. Я там ловил легушик. Потом я и папой рубили драва. У коровы вкуснае молоко. Потом мы ходили к тетке. У тетки были груши. Я ел груши. Исчо она дала груши в рубашку. Я потом ел груши два дня. Потом пошел дощ и я сидел дома. Потом мы паехали домой. На поезде было скушно и долго. Низнаю чо исчо написать. Все было интересна. Лето мне панравилась.  

 

Учительница Римма Павловна зачитала сочинение вслух и спросила: “Кто хотел бы дать оценку данному произведению?” Дураков не было. С задней парты Тырный, друг Фофана, закричал: “Здоровско!” и наклонился к парте, спрятавшись за впереди сидящих, а вокруг него заржали. Учительница переждала шум, и сказала: “Давайте попробуем дать литературную оценку, как это принято во взрослой литературе. Костик, попробуешь?” Вот это было совсем ни к чему. Костика вполне устраивало быть незаметным камешком, который никогда не попадает в чужой ботинок. Но делать было нечего, Костик поднялся, лихорадочно соображая, как пройти между Сциллой и Харибдой. Он решил выражаться туманно и нейтрально: “В данном сочинении автор делится своими воспоминаниями о поездке в деревню, где живет его старая бабушка. Владимир много помогал бабушке по хозяйству вместе с папой”. Задние ряды с Фофаном во главе настороженно молчали, пытаясь уловить намек на личное оскорбление. “Ну смелее, Костик, скажи, не кажется ли тебе сочинение несколько суховатым?” - подталкивала наивная учительница Костика к обрыву. “Автор выбрал сдержанную манеру повествования, делая упор на произошедшие события, а не на их эмоциональную сторону” - изворачивался Костик перед доской. Задние ряды глухо заворчали: “Че, какую манеру?” Костик висел над обрывом и учительница не преминула дать Костику финальный толчок: “Каких частей речи не хватает в сочинении, чтобы оно стало увлекательным и насыщенным?” “Скоро будет увлекательный и насыщенный диалог, по результатам которого у меня не будет некоторых частей тела” - мрачно подумал Костик, и выдавил: “Прилагательных, Римма Павловна”. “Молодец, садись, Костик” - отправила его на место Римма Павловна. Впереди была расплата.

Костик совершенно не торопился после уроков домой, но сидеть до бесконечности в школьном коридоре нельзя и Костик вышел. На выходе Костика  встретил резко пахнущий табаком Тырный с руками в карманах, который сообщил в утомленно-презрительной манере: “Фофан ждет”, развернулся и пошел за угол школы. Там Костика ждали вновь приобретенные почитатели его критического таланта во главе с Фофаном. Фофан отбросил бычок, сплюнул и не торопясь приблизился к Костику. “Че, каких там у меня прилагательных не хватает?” - задал уточняющий вопрос начинающий автор начинающему критику.  Традиционный формат дальнейшего диалога быстро исчерпал себя. Первым делом Костик снял очки, превратив противника из гопника с горящими бледными глазами в неопасное расплывчатое пятно, после чего достаточно формально перешел в вялую защиту. Каковую его оппонент также счел неудовлетворительной посредством разбивания носа. «Вытри сопли, Гоголь» - бросил потерявший интерес обидчик и удалился вместе с компанией болельщиков.

Пока Костик надевал очки и вытирал нос снегом, в его голове созрел план реванша. При встрече со Фофаном он опускал глаза, чтобы не выдать своего коварного замысла. Костик четко понимал, что на физическую победу надеяться не приходится, поэтому месть было решено исполнить наиболее знакомым способом - на бумаге. Костик самоубийственно решил издать собственный школьный журнал, в котором вывести соперника в сатирическом ключе. Журнал был назван “Колючка” и состоял из нескольких листов для рисования, сшитых ниткой, на которых разноцветными карандашами были изображены осмеиваемые персонажи, сопровожденные обличающими подписями.  Гвоздем номера стал Фофан со своим сочинением. Фофан был изображен неаккуратно одетый, растрепанный, с фингалом и с кошкой, висящей на хвосте, зажатом в кулаке. Сочинение было приведено здесь же в полном объеме, а вокруг сочинения улыбались и хихикали классики русской литературы - упомянутый Гоголь, Пушкин, Толстой, в общем те, кого можно было нарисовать узнаваемо без наличия портретного таланта. На остальных страницах Костик разбавил журнал парочкой регулярно опаздывающих с обеда, их Костик нарисовал с высунутой сосиской и куриной ножкой изо рта, одним двоечником по физкультуре и прочими безопасными одноклассниками.

С бьющимся сердцем Костик пришел пораньше, положил журнал на видное место в классе и сел за парту. На перемене все сгрудились вокруг журнала. Тырный заржал и заорал: “Фофа, тут про тебя написано!” Фофан вразвалку подошел и взял уважительно переданный ему журнал. “Ну вот и все” - подумал Костик и вышел в коридор. Через несколько долгих минут из класса показался Фофан, он подошел к Костику и положил руку на плечо.

“А че, клево! Ништяк ты художник. Ваще похоже!” Фофан был доволен - увидеть себя гвоздем журнала, пусть даже самодельного и в единственном экземпляре показалось ему почетно и приятно. “Давай второй номер рисуй, Репин”. Друзья Фофана окружили Костика и тыкая пальцами в карикатуры, радостно гоготали. “А меня можешь нарисовать?” - спросил Тырный. “Ты в формат не влезешь” - подумал Костик, вслух ответив - “Ну только если отмочишь что-нибудь”. “Это я запросто” - захихикал Тырный.

После школы Костик шел домой на ватных ногах и думал о том, кем лучше быть - писателем или журналистом. Профессия литературного критика им не рассматривалась.   

        

Сохранена авторская орфография и пунктуация