Школы-госпитали
Когда началась Великая Отечественная война Камышин с первых ... Читать далее
Чтобы жить честно, надо рваться,
путаться, биться, ошибаться, начинать
и бросать, и опять начинать, и опять
бросать, и вечно бороться и лишаться.
А спокойствие – душевная подлость.
Из письма Л.Н.Толстого к А.А.Толстой, 18 октября 1857 г.
…Кружка остывшего кофе на столе, заваленном старыми книгами. Тусклый свет от выцветшего, ободранного абажура. Мнимый порядок, пыль на забытых вещах. Кошка, мирно посапывающая на диване…
Кажется, стоит разбудить кошку, протереть пыль, и привычное течение жизни поменяет свое русло. Но это только кажется, как ни грустно.
Капли дождя, мерно бьющие по оголенным нервам… Хочется спрятаться, забыться вечным сном, уйти. Вот только некуда сбежать от собственных калечащих мыслей.
Наверное, у каждого человека бывает такой период в жизни, когда мир кажется погрязшим во лжи, а люди в нем предатели. Именно тогда рушатся хрупкие, девственно чистые, созданные нетвердой детской рукой стены прежнего мира, крушатся жизненные устои, меняются взгляды. Мир вмиг погружается в тёмные полутона, теряет краски и целостность.
Как не потеряться, не сломаться и не остаться одному в этом разрушенном, померкшем мире? Кто поможет? Родители, друзья, знакомые? К сожалению, не всегда поймут… И тогда я беру в руки любимую книгу, открываю первые страницы, вдыхаю до боли знакомый запах, такой, каким пахнут именно старые книги.
Книга, прочитанная мной до затертых страниц, стоящая на моей «золотой полке», помогла мне в самые тяжелые периоды моей жизни. Это «Отрочество» и «Юность» Л.Н.Толстого. Я до сих пор ощущаю томительное волнение, с которым я следила за жизнью Николеньки, когда взяла в руки книгу впервые, искусанные в предвкушении губы, сломанные ногти и слезы от обиды за любимого героя. Николенька научил меня многому, именно тому, чему обычно не учат взрослые. Самоанализу, самовоспитанию, самокритичности. Три детали, как три недостающие части, три основы, как три новых столпа моей жизни.
Читая повести, вместе с ним я анализирую его поступки, а затем и свои. Читая, вместе с ним я плачу, грущу, смеюсь и радуюсь, будто он где-то рядом со мной. Я помню, с каким разочарованием в первый раз смотрела на Николеньку в « Юности». Разочарование в жизни, в герое, в людях, даже в себе. Я до сих пор помню, как слезы, от которых потом оставались разводы на страницах, обжигали щеки. Я помню, как сердце тоскливо ныло, а руки, держащие книгу, мелко подрагивали. Я помню, смотрела на Николеньку и видела в нем себя. Страшно. Больно.
Невозможно спокойно перечитывать страницы в «Отрочестве», когда Николенька, ослушавшись, ждёт наказания и просит отца ударить его. Рыдает, впадает в истерику, кричит, а удивлённый отец успокаивает его, родного и горячо любимого сына. У меня нет отца, поэтому линию отца и сына я отслеживаю с особым, пока необъяснимым мне чувством. Это чувство, новое, до сих пор непонятное, каждый раз заполняет мелкие пробоины в моей душе, даёт возможность ощутить вновь то, чего у меня никогда не было и не будет…
Именно за это я и люблю книги, литературу. Книги стали для меня верным другом, частью жизни, неотъемлемой и неотделимой. А образ Николеньки, такой яркий, самокритичный, разумный, но в то же время по-детски наивный, стал для меня светочем, тёплым и ласковым, запечатленным где-то глубоко в сердце, а, может быть, и в самой душе.
Сохранена авторская орфография и пунктуация
Оставьте вашу электронную почту,
чтобы получать наши новости