Мы дали ей прозвище Каа! В отместку за то, что она называла нас, учеников восьмого класса краснодарской средней школы исключительно бандерлогами. Правда, прежде чем выбрать для неё эту кличку, весь класс вынужден был отправиться в нашу школьную библиотеку и познакомиться с произведениями Редьярда Джозефа Киплинга, а именно, закусив губу, прочесть в конце концов его знаменитые «Книгу джунглей», ну, и «Вторую книгу джунглей», конечно тоже.
***
А теперь о том, как наша Каа, то есть учительница литературы Марина Александровна проводила свои эксперименты, то есть вела урок.
— Ну, что, бандероги, — леденящим душу голосом, со стальными нотками произносила она, — усаживайтесь и трепещите, несчастные, потому что к доске пойдёт… к доске пойдёт… к доске пойдёт…
Каа водила карандашом по открытому классному журналу, делая вид, что очень тщательно выбирает очередную жертву. Однако этого времени нам вполне хватало на то, чтобы отыскать в учебнике нужный текст и практически вызубрить его наизусть, ну, или хотя бы знать, о чём в нём говорится. Дома, в комфортных условиях (то есть без Интернета, сотового телефона и компьютера — их в то время ещё не изобрели), нам для этого требовалось часа полтора, а то и два. Понятное дело, что именно этих часов в нашей бурной жизни конца шестидесятых годов прошлого столетия никогда не хватало. Ну, сами посудите не прерывать же ответственный футбольный матч с командой вихрастых мальчишек из соседнего двора, только для того, чтобы познакомиться с каким-то скучным параграфом по литературе. Ведь в нашем 8-м «В» классе целых тридцать человек, значит, вероятность того, что Каа спросит именно тебя составляет всего-то 1/30!
***
— Бандерлоги, на следующем уроке мы будем разбирать… будем разбирать по косточкам, — кого бы вы думали? А разбирать мы будем самого… самого господина Чичикова, мы будем разбирать. Так что готовьтесь. И чтобы «Мёртвые души» отскакивали от ваших ещё не окрепших коренных зубов. Уяснили? А я после уроков схожу в нашу библиотеку и проверю, осталась ли там хоть одна книга великого Гоголя и если останется — пеняйте на себя! Приматы!
«Приматы» из 8-м «В» класса дружно забрав в библиотеке книги великого Гоголя, так же дружно отправились в кинотеатр «Смена», где милостивые кинопрокатчики, внимательно изучив школьную программу, благо она в те годы была единая для всех школ города, запустили в прокат, соответствующий этой самой программе фильм. За десять копеек мы посмотрели эти самые «Мёртвые души», сэкономив уйму драгоценного времени, ну, сами знаете для чего.
***
— Вот ты, — длинный и тонкий палец Каа упёрся мне в грудь, — поведай всем нам грешным, во что был одет Чичиков. Какого цвета на нём был сюртук?
А что я мог ответить, фильм-то мы смотрели, старенький, чёрно-белый!
С той поры прошло уже более сорока лет, но я, наверное, до конца своих дней буду помнить, что Чичиков был одет во фрак брусничного, то есть, ярко-красного цвета, да ещё и с искрой!
***
Мы писали изложение, да не простое, а заковыристое, потому что с анализом, во как. То есть учились переносить на бумагу, ту информацию, которую нам подробно и по пунктам сообщила наша Каа. Тема называлась «Анализ рассказа Толстого "Акула"». На следующем уроке взбешённая Каа с яростью швыряла нам на парты тетрадки.
В тот год меня посадили за одну парту рядом с Фокиным, с нашим абсолютным двоечником.
В моей тетрадке количество красных чернил составляло примерно тридцать процентов от синих, у Фокина явно зашкаливало за сто!
— Вопросы по оценкам есть? — прорычала Каа. Класс, разумеется, безмолвствовал. Инстинкт самосохранения брал своё. Только бесстрашный Фокин робко поднял руку.
— Что тебе, убогий, не понятно? — склонилась над ним учительница.
— Марина Александровна, я вот тут вместо «брюхо акулы» написал «пузо» — разве это ошибка, почему вы вот тут подчеркнули? Каа почему-то посмотрела не на Фокина, а на меня.
— Ну, с ним всё ясно, а тебе, Саша, надеюсь, объяснять не надо, почему я подчеркнула это слово. Пройдут годы, ты и сам, скорее всего, писать станешь. Будь там в своей взрослой жизни повнимательней с текстами. Она неожиданно для всех нас улыбнулась. А я, пацан с городской рабочей окраины, из микрорайона номер 34, ничего не понял. Чего писать, где писать, на заборах что ли. Однако как-то неуклюже и глупо улыбнулся ей в ответ. По всей видимости, я в тот момент просто был несказанно рад своему «трояку», в отличии от жирного «кола» своего соседа. Учеников в нашем классе, получивших за «Анализ рассказа Толстого "Акула"» положительные оценки, можно было по пальцам одной руки пересчитать.
***
Через год Каа уволилась и перешла работать в другую школу. Ей, как педагогу-новатору, выделили новую квартиру в Черёмушках. А ещё через два года я сдавал вступительные экзамены в наш местный политехнический институт и снова встретился с Мариной Александровной. Её пригласили ассистировать на последнем письменном экзамене по литературе. Я, как обычно, выбрал вольную тему. Ну, никогда я не мог раскрыть образ «Катерины в тёмном царстве», не моё это. А в вольных темах того времени надо было через предложение употреблять слова «коммунизм», «партия», «вождь всех трудящихся», «дорогой Леонид Ильич» и как минимум четвёрка тебе гарантирована. Ни один педагог не мог в те годы пойти наперекор политике партии и правительства, себе, как говорится, дороже.
Совершенно инстинктивно, в соответствии с годами выработанной привычкой, я втянул голову в плечи, когда Каа подошла к моему столу. Склонилась над моей работой, потом открыла мой экзаменационный лист, где уже стояли три пятёрки за предыдущие экзамены, затем молча кончиком ухоженного ногтя отметила строчку в тексте и отошла.
Там у меня не хватало запятой в сложном деепричастном обороте.
Больше я никогда нашу Марину Александровну в своей жизни не встречал. Но не только я, но мои бывшие одноклассники вспоминают её почему-то с теплом и любовью. Наверное, из-за того, что она смогла-таки привить всем нам любовь к отечественной классике и, конечно, за господина Чичикова, одетого во фрак брусничного цвета с искрой!

Сохранена авторская орфография и пунктуация